Депутат Верховного Совета СССР
ТЕКСТИЛЬЩИКИ
Москва, Профиздат, 1938
(Сдано в набор 16/V 1938 г. Подписано к печати 4/VI 1938 г. Тираж 10300)
Эта книжка представляет интерес для широких читательских кругов и может быть использована для громких читок в рабочих клубах, красных уголках и избах-читальнях.
Тов. Виноградова, автор брошюры, рассказывает о том, как живут и работают текстильщики в Советской стране, как живет и работает она сама. В книжке говорятся также о том, как жили рабочие текстильной промышленности при царе и в каких условиях приходится жить и трудиться рабочим в странах капитала.
ДВА ПУТИ
Я часто беседую со старыми текстильщиками. Удивительны и страшны их рассказы о прошлой жизни. Иногда в этих рассказах мелькают непонятные нашей молодежи слова: «хожалый», «магарыч» и другие. Эти слова исчезли из нашего языка, они остались в прошлом, как и проклятое царское время, их породившее.
Впервые я услышала эти слова от своей матери, старой прядильщицы. Мы работали с ней в стенах одной и той же вичугской текстильной фабрики. Но мать испытала тяжесть работы на капиталиста Коновалова, а я знаю лишь радостный труд на советской фабрике имени Ногина.
Этой фабрике — сто лет.
Восемъдесят лет хозяйничали на ней фабриканты, восемьдесят лет гнули здесь спины рабочие и работницы. В поту и крови трудились они, обогащая своих хозяев, а сами оставались нищими и бесправными. Так шло из поколения в поколение. Здесь люди рождались, отдавали фабрике все свои силы, преждевременно старилась и, выброшенные за ворота, умирали, оставляя детей, которых ждала та же участь.
Замученные, запуганные дети не видели солнечного света, не знали детских радостей.
Их трудовая жизнь начиналась слишком рало. За примерами ходить недалеко. Когда матери моей минуло 7 лет, она пошла в няньки. Она ухаживала за двумя детьми, из которых один был даже старше ее. С 12 лет мать пошла на фабрику.
С утра до вечера работала она в пыльных, душных цехах, лишенных вентиляции. Стекла в цехах были до того грязны, что сквозь них не видно было улицы. Детям доставалась самая грязная работа. Их ничему не учили. В течение многих лет они не приобретали никакой квалификации.
За малейшую, пустяковую провинность детей колотили, надирали им уши, штрафовали. Но это было еще не самое худшее. Среди мастеров были такие подлецы, которые развращали детей, принуждали молодых девушек к сожительству.
Великая пролетарская революция навсегда освободила нас от кошмаров прошлого. Советские дети не работают на фабриках, а учатся в школах. Жизнь советских детей я хорошо знаю: ведь немного лет прошло с тех пор, как я сама была пионеркой. Чтобы сравнить положение детей в прошлом и настоящем, мне достаточно сопоставить детство моей матери с моим детством.
Мне не пришлось, как моей матери, ни с 7 лет идти в няньки, ни с 12 на фабрику. Я росла и воспитывалась, как миллионы счастливых советских ребят. Если мать и ее подруги с горечью вспоминают о тяжелых, голодных, безрадостных годах, которые нельзя даже назвать детством, то я и мои подруги на всю жизнь запомним неповторимую радость светлого, солнечного детства, озаренного сталинской заботой.
Когда я вспоминаю детство, мне сразу представляется веселая ватага пионеров в коротких штанишках и юбчонках. На всех красные галстуки. Мы суетимся в бывшей вичугской церкви, занятой под пионерский клуб. Ставим пьески, занимаемся гимнастикой, выпускаем стенную газету. Я редактор этой стенной газеты.
Летом мы всей ватагой уезжали в лагерь, в Каменку. С удовольствием вспоминаю это время. Утром запоет горн, и мы бежим прямо к речке. Речка чистая, светлая. Солнышко золотит верхушки деревьев. А по вечерам у нас — костры... Кто был пионером, тот знает, какая это замечательная штука — костер в лесу. Я ни когда не забуду: сидим тесным кружком вокруг огня, трещат сухие ветки и мы поем свою любимую песню «Картошка».
Учеба наша шла своим чередом. Четыре года я училась в начальной вечерней школе. Потом пошла в дозауч, там год училась и в 1929 году поступила в ФЗУ. В сентябре 1931 года окончила ФЗУ и осталась вместе с несколькими подругами работать на фабрике.
Многие продолжали учиться, перехода в техникумы, а затем и в высшие учебные заведения.
Я не думала, что буду ткачихой: хотелось быть то врачом, то агрономом, то артисткой. Когда мы учились в третьем классе, была устроена экскурсия на фабрику, нас водили по прядильной, по ткацкой. Мне понравилась ткацкая. Я увидела белые полотна, шумящие станки. Мне захотелось стать ткачихой.
Когда в ФВУ после испытаний начали отбор — одних отбирали в прядильщицы, других в ткачихи, – я сильно волновалась. А подруги меня еще подзадоривали: «Тебя непременно в прядильщицы».
У меня даже щеки горели от волнения, когда заведующий учебной частью взял в руки список. Меня определили на ткацкий курс. Как я обрадовалась! Во весь дух помчалась домой сказать маме о своей радости. И в первый же день учебы написала на своей тетради: «Ткачиха Дуся Виноградова».
Мне не нужно было, как моей матери, идти на черную работу и дожидаться долгие годы, пока меня допустят к станку.
В школе ФЗУ нам, ученикам, давали все возможности получить высокую квалификацию. Для производственной практики мне дали сначала два станка, потом четыре, потом семь. Постепенно учили нас обязанностям заряжалки, отрывщицы, ткачихи. Преподаватели и мастера заботливо воспитывали нас. Как только я закончила ФЗУ, мне дали работать на 16 автоматах. Учеба не пропала даром: через месяц я уже перевыполнила норму.
Так прост, так ясен путь каждой молодой работницы, каждого молодого рабочего нашей страны. Этот путь проходят у нас и донбасский шахтер, я туркменский хлопкороб, и узбекский ткач.
Десять человек детей было до Великой пролетарской революции у ташкентского рабочего-пекаря Абдурахманова, по ни один из них не выжил. Только Майджуда, которой посчастливилось родиться в 1918 году, узнала счастливую жизнь.
В 1929 году, когда Майджуде исполнилось одиннадцать лет, она пошла в школу. Майджуда была способной ученицей. Окончив 5 классов средней школы, она поступила в учебно-производственный комбинат при строительстве Ташкентского текстильного комбината.
Когда Майджуда окончила учебу, ее приняли ученицей ватерщицы на прядильную фабрику комбината. Молодая узбечка быстро освоила работу. Не прошло и четырех месяцев, как Майджуда стала работать на 8 станках, давая высококачественную продукцию. Вскоре Майджуда стала мастером-ватерщицей. Она обучала учеников, передавала им весь накопленный ею опыт. В июне 1937 года Абдурахманову назначили сменным инструктором прядильной фабрики.
Можно привести сколько угодно примеров подобного роста людей в нашей Советской стране.
Недавно у меня была в гостях группа старых работниц и рабочих с московских текстильных фабрик. Мы беседовали о Сталинской Конституции, о великих правах, предоставленных советскому рабочему. Гости рассказывали о том, как они живут сейчас и как жили прежде.
С горечью вспоминали они о тех унижениях, которыми сопровождалось поступление на работу в царское время. С низкими поклонами и просьбами обращались к хозяину или директору фабрики, «задабривали» мастера, чтобы он согласился принять на работу. Хорошо, если на фабрике был родственник или знакомый, тогда проще было дать мастеру взятку и угостить его водкой. Первый наработок целиком уходил на такое угощение. Это и называлось «ставить магарыч».
Василий Филиппович Боков, мастер фабрики им. Петра Алексеева, рассказывал о том, как трудно было приобрести квалификацию в царское время.
Мастер почти ничего сам не объяснял. Приходилось поглядывать за его работой и самому о многом догадываться. Чтобы добиться чего-нибудь большего от мастера, нужно было давать ему взятки. Но часто путь к повышению квалификации оказывался совершенно закрытым.
— Мой отец, — рассказывает т. Боков, — проработал у фабриканта 30 лет и так и не получил квалификации: все 30 лет он работал чистильщиком.
Так было в царской России, так продолжается до сих пор в капиталистических странах.
Недавно в Лондоне вышла книга Джона Голлана «Молодежь в британской промышленности». Вот что можно прочесть в этой книге о молодых текстильщиках Англии:
«Молодые рабочие начинают работать в 14-15 лет. В 19-20 лет они делаются присучальщиками, но они вынуждены ждать, пока умрет или уйдет с работы взрослый прядильщик, чтобы получить его место.
Текстильная фабрика с точки зрения повышения квалификации представляет собой для молодого рабочего тупик... Неудивительно поэтому, что среди молодежи, работающей в этой промышленности, исчезает стремление к углублению знаний.
Молодые рабочие отказываются тратить время на из учение техники производства, которое может предложить им нищенскую заработную плату и не дает никаких перспектив на всю остальную жизнь — даже при условии, что им повезет и они удержатся на работе…».
У нас, в СССР, этого тупика нет и не может быть. Вся социалистическая промышленность, и в частности текстильная, непрерывно развивается, требуя все новых и новых и все более квалифицированных кадров.
Школы ФЗУ дали нашей социалистической промышленности сотни тысяч квалифицированных рабочих. Но учеба у нас ведется не только в школах.
Большинство рабочих текстильной промышленности получает минимум технических знаний без отрыва от производства. Каждый рабочий имеет возможность и дальше повышать свой технический уровень, чтобы стать мастером, техником и инженером. Для этого создана целая сеть различных учебных заведений.
Вот, например, 12 тысяч лучших рабочих-стахановцев хлопчатобумажной промышленности обучаются в созданных для них двухгодичных технических школах. В 1938 году количество учащихся в этих школах должно быть доведено до 26 тысяч человек. Рабочие, окончившие школу, становятся бригадирами, помощниками мастеров, многие продолжают учиться дальше.
Советская власть создала несколько высших учебных заведений для подготовки инженеров текстильной промышленности. Эти текстильные институты только за последние пять лет дали хлопчатобумажной промышленности в десять раз больше инженеров, чем их было в 1924 году.
Большинство учащихся в текстильных институтах составляют рабочие и их дети.
Тов. Шитарева — начальник ватерного цеха фабрики имени Калинина в Москве — была нянькой. Вот что она в день 8 марта 1938 года написала в фабричной многотиражке:
«Многие женщины у нас выполняют ответственную работу. Например, т. Полякова, бывшая банкаброшница, сейчас руководит исследовательской работой на фабрике; т. Добкина — инженер крутильного цеха; т. Русакова — начальник паковального отдела и так далее.
Сама я была нянькой, простой работницей. Воспитал меня рабочий коллектив, воспитала меня партия. Я получила высшее образование и достигла того, что сейчас работаю начальником цеха.
Разве возможно это было до революции, когда мои отец и мать, работая на ткацкой фабрике за гроши, не имели возможности жить по-человечески? Где уж им было думать об учебе!
Мы, женщины, говорим большое спасибо партии, советской власти, великому Сталину за нашу плодотворную, счастливую и радостную жизнь».
Новые люди, новые кадры растут вместо с непрестанно развивающейся социалистической промышленностью.
За годы социалистического строительства построено много новых текстильных фабрик. Из новостроек в старых текстильных районах можно указать на прядильную фабрику имени Лакина, прядильную фабрику имени Дзержинского, крупнейший Меланжевый комбинат в Иванове, трикотажную фабрику «Красное знамя» в Ленинграде и целый ряд других.
Но мы строим новые предприятия не только в старых текстильных районах. Огромное строительство ведется у нас в национальных республиках и областях. При царской власти эти районы играли роль лишь поставщиков сырья, развитие промышленности там всячески задерживалось. Теперь они покрылись сетью новых фабрик и заводов.
Крупнейшие текстильные предприятия созданы в Средней Азии и Закавказье, а также в западной Сибири. Одна лишь хлопчатобумажная промышленность получила Ганджинская прядильно-ткацкую фабрика, Ленинаканскую, Ферганскую и Ашхабадскую фабрику, Ленинаканскую, Ферганскую и Ашхабадскую фабрики, Барнаульский и другие хлопчатобумажные комбинаты.
До Великой пролетарской революции русская текстильная промышленность получала половину всего потребляемого хлопка из-за границы, да и текстильные машины мы ввозили оттуда.
Ни одна машина прядильных цехов в царской России не производилась. Только в последние предреволюционные годы было налажено небольшое производство простых ткацких станков и некоторых других несложных машин.
Советская власть создала в нашей, прежде отсталой стране крупнейшую машиностроительную промышленность. Эта промышленность дает великой советской родине не только автомобили, самолеты, но и станки для текстильных фабрик.
У нас производится более 200 типов самых различных текстильных машин. Мы избавлены теперь от необходимости ввозить текстильное оборудование из-за границы.
Наши фабрики полностью обеспечены и советским хлопком, качество которого является лучшим в мире. Сбор хлопка в нашей стране в три с половиной раза превышает сбор хлопка до революции. Ни одного грамма хлопка не ввозим мы теперь из-за границы.
Все новые текстильные фабрики, построенные за годы двух сталинских пятилеток, оснащены передовой техникой. Старые фабрики с устаревшим, ветхим оборудованием советская власть тоже переделала наново и обновила их оборудование.
Эти новые предприятия потребовали технически грамотных рабочих, которых не знала отсталая царская Россия. Советское правительство и коммунистическая партия сделали все, чтобы подготовить кадры рабочих и работниц, способных двинуть эту новую технику вперед.
Великий наш вождь товарищ Сталин не раз призывал нас дополнить энтузиазм строительства новых предприятий энтузиазмом освоения новой техники.
«Техника во главе с людьми, овладевшими техникой, - говорил он, — может и должна дать чудеса. Если бы на наших первоклассных заводах и фабриках, в наших совхозах и колхозах, в нашей Красной Армии имелось достаточное количество кадров, способных оседлать эту технику, страна ваша получила бы эффекта втрое и вчетверо больше, чем она имеет теперь»*.
*И. Сталин. Речь на выпуске академиков Красной Армии 4 мая 1935 года.
Мы, рабочие социалистической страны, ответили на призыв своего вождя стахановской работой. В числе этих рабочих была и я, молодая ткачиха молодой Советской страны.
Я часто теперь думаю о том, как и почему я стала стахановкой. Великий порыв охватил меня. Хотелось как можно больше ткани дать для рабочих, для колхозников нашей любимой родины. Для этого я все старательнее изучала свой автомат, читала технические книги, занималась черчением.
Еще в феврале 1935 года я перешла на 40 станков. Это были горячие дни. Мне хотелось во что бы то ни стало доказать, что с работой на 40 станках можно справиться, и я это доказала. Больше того, я очень скоро поняла, что это только начало. Чем большее число станков я обслуживала, тем больше я увлекалась работой. Мне хотелось двигаться вперед и вперед. Я решила перейти на обслуживание 70 станков. Вместе со мной перешла и Маруся Виноградова, она согласилась стать сменщицей. Работа шла хорошо. Я жила в состоянии постоянного подъема. В октябре 1935 года мы перешли на 100 станков. И пошло, и пошло.
В тот день, когда я стала работать на 216 станках, мы с Марией послали телеграмму товарищу Сталину о том, что сдержали слово, данное ему на стахановском совещании в Кремле. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Давнишняя мечта была осуществлена. Больше станков в моем зале уже не было.
Мой почин подхватили сотни, тысячи текстильщиков. Во всей текстильной промышленности стало разрастаться стахановское движение, движение за новые методы работы, за социалистическую производительность труда.
Как была оценена моя работа?
Об этом я не могу говорить без волнения. Я лолучила неизмеримо больше того, о чем могла мечтать.
Я, работница-ткачиха, встречались с великим Сталиным, меня наградили орденом Ленина, послали на учебу в Промышленную академию. В исторический день — 12 декабря 1937 года — народ оказал мне честь и доверие, избрав меня депутатом Верховного Совета СССР.
Вот как оценивается в нашей стране рабочий почин, который идет на благо социалистическому строительству.
Каждый рабочий знает, что чем лучше он будет работать, тем выше будет его заработок, тем больше пользы он принесет своему социалистическому отечеству, тем больше уважения и доверия народа он заслужит.
Исключительно хорошо сказал на Всесоюзном совещании стахановцев товарищ Сталин, что трудовой человек у нас в почете и чувствует себя своего рода общественным деятелем. Именно так! Каждый стахановец является у нас общественным деятелем, не говоря уже о таких знатных людях нашей промышленности, как Матрена Кузьминична Симонженкова, Майджуда Абдурахманова, Аксинья Андреевна Шавалева, Клавдия Сахарова, Шуршина, Богачева и многие другие, которые стали депутатами Верховного Совета СССР.
Жизнь молодой ткачихи Клавдия Сахаровой мало чем отличается от моей жизни. Она родилась в семье рабочего. Окончив семилетку, поступила в школу ФЗУ, вступила в комсомол, стала лучшей стахановкой комбината. Эта жизнерадостная девушка, прекрасная работница, является гордостью всего коллектива фабрики. Комсомольцы второй смены, в которой она работала, избрали ее комсоргом.
Не раз выступала она на производственных совещаниях и общих собраниях рабочих. Она всегда смело критиковала негодных администраторов, выводила на чистую воду лодырей и прогульщиков. Чуткий и внимательный товарищ, она замечательно организовала помощь отстающим рабочим. Имя Клавдии стало известно всему Советскому Союзу. Сейчас она самый молодой депутат Верховного Совета СССР и работает заместителем директора крупнейшего хлопчатобумажного комбината в Родниках.
Ольга Ефимовна Богачева поступила на Витебскую фабрику имени Кагановича в 1928 году. Здесь Ольга Ефимовна овладела техникой, стала замечательной стахановкой, была выдвинута в бригадиры. Своей работой она заслужила почет и доверие народа, избравшего ее в депутаты Верховного Совета СССР.
Аксинья Андреевна Шавалева первая в текстильной промышленности предложила работать методом сквозных стахановских бригад. Неграмотная в прошлом, она вместе со своими детьми села за книгу, освоила новую технику и стала знатной стахановкой. Она также избрана в депутаты Верховного Совета СССР. Тов. Шавалева назначена заместителем директора фабрики имени Калинина в городе Калинине. Сейчас Аксинья Андреевна учится в Ленинграде на курсах хозяйственников.
На каждом предприятии нашей страны, на каждой текстильной фабрике насчитываются сотни и тысячи стахановцев и стахановок, ударников и ударниц, которые хорошо работают и дают обществу все, что могут дать.
И работают они так потому, что не знают эксплуататоров, что не их карман обогащают.
Навсегда исчезла в нашей стране эксплуатация человека человеком. Навсегда исчезло и чувство страха перед безработицей, которого, признаться, я и мои сверстники и представить себе в полной не можем.
Зато раньше текстильщикам это чувство было весьма знакомо. На большинстве текстильных фабрик увольняли каждый год всех рабочих перед пасхой. После пасхи снова набирали, отказывая тем, кто почему-либо не нравился администрации. Среди «неподходящих» обычно оказывались наиболее сознательные рабочие или люди со слабым здоровьем. Отказывали в обратном приеме на работу также беременным женщинам. Люди вечно находились под страхом безработицы.
Под этим страхом безработицы и теперь живут рабочие капиталистических стран.
В Англии в январе 1938 года было около 2 миллионов лишь зарегистрированных безработных. На самом деле число безработных значительно больше. В фашистской Германии также около 2 миллионов безработных. В Соединенных штатах Америки сейчас насчитывается 13 миллионов безработных.
А у нас работы сколько угодно, люди требуются всюду. Право на труд является неотъемлемым правом каждого гражданина СССР, и этот свободный труд на себя, на свой рабочий класс радостен и светел. Он стал для всех нас потребностью, а не проклятьем, каким был для рабочих в царское время.
О ЧЕМ ВСПОМИНАЮТ СТАРЫЕ ТЕКСТИЛЬЩИКИ
Десять, двенадцать, а кое где и шестнадцать часов продолжался рабочий день на капиталистической фабрике. И в каких условиях он протекал!
«В прежнее время, — рассказывал мне старый рабочий 1-й ситценабивной фабрики Иван Дмитриевич Макаров, — работал я в отбельной. Работа в отбельных и красильных цехах была в ту пору очень вредна.
От вечной сырости все болели ревматизмом. Лечить нас, конечно, никто и не думал. Работали мы на мокром полу, в лаптях. Механизации почти не было, все тяжелые работы приходилось делать руками. От испарений хлора, от духоты мы часто падали в обморок. Упавшего выносили на двор. Едва он приходил в себя, как снова становился за работу. А сейчас в нашей отбельной производственные процессы, как и укладка товара, механизирована. Введены механические укладчики. Вообще можно многое рассказать о том, как при советской власти облегчен труд, как заботятся у нас о здоровье и о лечении заболевшего рабочего. А хозяину зачем было о нас заботиться? Выжал из человека все его силы и — вон за ворота».
Особенно тяжело было, работать в прежнее время женщинам.
Тов. Горбачева, работница московской фабрики имени Калинина работала раньше сортировщицей. «Приходилось, — рассказывает она, — возить к столам кипы шерсти, таскать на своих плечах ящики из подвала. Не раз мы падала под их тяжестью, но признаваться, что эта работа нам не под силу, опасно было. Приходилось помалкивать даже тогда, когда нездоровилось. Больше того, когда мы заболевали, то лечиться боялись: об этом могла узнать администрация и под тем или иным предлогом, а то и без всякого предлога уволить с работы. Работали, пока болезнь с ног не свалят. Когда я через два дня после родов вышла на работу и стала перетаскиватъ кипы, у меня произошло кровотечение».
До самых родов беременная работница выполняла непосильную работу. Случалось, что женщины рожали прямо в цехе, у станка, и этих случаев было немало. Тов. Кудряшева, техник по качеству на 1 -й ситценабивной фабрике, сама родилась в цехе, а когда подросла, ей в том же цехе пришлось присутствовать при рождении ее брата.
Произвол мастеров не имел предела. Частенько после рабочего дня мастера посылали к себе на дом работниц выполнять всякие домашние работы. Они мыли полы, стирали белье, убирали квартиры, словом, делали все, что им приказывали, не получая за эту работу ни копейки.
Работать было тяжело, а работали за гроши. Месячный заработок самых квалифицированных рабочих текстильной промышленности составлял 15-25 рублей. Огромное большинство получало вдвое и втрое меньше. К тому же заработок часто сокращался из-за штрафов. Штрафовали за что попало: за подплетину—штраф, за недосеку — штраф, за разбитое стекло штрафовали всех тех, кто по близости от него работал, Штрафовал и в цехе и в казарме.
Старый рабочий фабрики имени Петра Алексеева Иван Алексеевич Краснощеков вспоминает, что хожалый оштрафовал его жену на 25 копеек только за то, что она как-то вечером запела песню.
Мало того, в царское время за одну и ту же работу женщина получала значительно меньше мужчины.
Часто разница в их зарплате была такой, что нам, привыкшим к тому, что женщина и мужчина за равную работу получают равную зарплату, — это кажется невероятным.
Потомственная ткачиха т. Ефимова, работающая 29-й год на фабрике имени Петра Алексеева, так вспоминает о прошлом.
«Тяжело было работать на фабриканта. Женщину тогда не считали за человека и платили одну треть заработка мужчин. Чтобы содержать семью, приходилось работать и в праздничные дни. Фабрикант не возражал, ему выгодно было».
С трудом можем мы себе представить такое положение. Наша женщина во всем равноправна с мужчиной. Наш труд оценивается по его количеству и качеству, и часто женщина зарабатывает больше мужчины. Вот, например, какую заработную плату получает сейчас ткачиха на том участке, где до недавнего времени работала я сама. Работают там ткачихи Орлова, Подсобляева и Большакова. В I квартале 1938 года они дали 20 с половиной тысяч метров молескина сверх задания. Особенно хорошо они работали в марте 1938 года. Высокая производительность обеспечила ткачихам стахановские заработки. Тов. Орлова заработала в марте 1150 рублей. Подсобляева — 1140 рублей, Большакова – 1137 рублей.
Иван Дмитриевич Макаров, о котором я уже упоминала, рассказывал мне о том, как жили рабочие в фабричных казармах в прежнее время.
В большинстве фабричных казарм были сплошные нары. Друг от друга отделялись эти нары только одной доской. Ни простынь, ни матрацев не было. Спали на всяком тряпье. Стульев и столов тоже не было. Сидели на поленьях, которые прятали под пары. Бывало, придут гости, захочет рабочий чайком их попоить, тогда приходилось просить у соседей их поленья. Гости усаживались на них, а стаканы ставили прямо на нары, отогнув в сторону тряпье, которое за меняло постель.
Некоторые казармы были разделены на каморки. Здесь на 10-12 метрах жили по две-три семьи. Теснота была такая, что приходилось ходить боком, чтобы чего-нибудь не задеть. Семьи часто жили в «три этажа». Родители спали на постели, над ними в люльке, прикрепленной к потолку, раскачивался самый младший член семьи, а остальные дети лежали под койкой. В каморке на всех был один стол. Если одна семья ела, то остальным приходилось дожидаться своей очереди.
Жили в казармах чаще всего артелями, вместе пили, вместе ели. Полновластным хозяином в казарме был хожалый. Это почти всегда бывал хозяйский подпевала и шпик. С ним приходилось «ладить», а не поладишь — вылетишь и с фабрики и из казармы. Его, как и мастеров в цехах, нужно было задабривать взятками.
«Однажды у нас, — рассказывает т. Макаров, — произошел случай, который все старые рабочие наверно хорошо помнят. В казарме стоял большой чан на 500 человек. В нем варили квас. Варили раз в месяц, а потом водичку подливали. Чан стоял открытый, на нем лежала только узенькая дощечка. На дощечке стояла деревянная кружка. Пили из этой кружки все и больные и здоровые. Как-то кошка взобралась на доску и свалилась в чаи. Квас был горячий, кошку вытащили оттуда дохлой. При этом было несколько человек: Но хожалый выливать квас не захотел — невыгодно было, и приказал всем молчать, пригрозив выселить того, кто пойдет жаловаться. Так квас и выпили».
Вспоминая прошлое, т. Болденкова, бывшая работница фабрики имени Калинина, прерывающимся от волнения голосом рассказывала мне:
«Мы с мужем жили в фабричной каморке. В 1914 году мужа моего взяли в солдаты и угнали на войну. Я была беременна. В тот же день, когда муж уехал, пришел хожалый и велел мне убираться из каморки, хотя я и сама работала на фабрике. Порядок был та кой, что в каморке разрешалось жить лишь тогда, когда и муж и жена работали на фабрике. деваться мне было некуда. Я горько заплакала, И вот меня пожалели — переселили временно в девичью казарму. А когда родился ребенок, меня выгнали и оттуда».
Вот в каких диких, уродливых условиях работали и жили при царизме работницы и рабочие. То, что случилось с т. Болденковой, в наше время даже и представить себе невозможно. Сейчас работницы-матери в нашей стране, и особенно жены красноармейцев, окружены всеобщим вниманием. О них заботятся партия и правительство. Они получают поддержку во всех фабричных организациях, им всюду идут навстречу. А прежде работница или несчастная солдатка были самыми бесправными существами, с которыми никто не хотел считаться. Материнство в тех условиях было сущим проклятьем. Тов. Болденкова лишилась работы и последнего пристанища лишь потому, что стала матерью.
Тяжелый рабский труд, бесправие и нищенское существование — таков до сих пор удел наших братьев и сестер в капиталистических странах.
Потрясающее письмо прислали в «Правду» польские работницы-эмигрантки в то время, когда весь советский народ обсуждал законопроект об увеличении материальной помощи роженицам, установления государственной помощи многосемейным и т. д.
Вот отрывок из этого письма:
«Мы видели собственными глазами, как в Лодзи на прядильной фабрике Видзе стояла у станка беременная работница Глинкер. Начались родовые схватки. Оставалось 15 минут до гудка. Мастер не отпустил ее с работы. Она первый раз ослушалась и, скрючившись от боли, поползла к проходной будке, но мастер запретил выпускать ее с фабрики. Засвистел гудок. Глинкер вышла за ворота фабрики и упала. В пыльной канаве на виду у всех она родила».
Такие факты на капиталистических предприятиях не случайны.
В фашистской Германия отпусков по беременности женщинам не дают. О хлебе для матери и молоке для ребенка фашистские заправилы не заботятся. Вместо этого они обещают роженице бесплатный билет в кино, а за рождение седьмого ребенка — поздравление по радио. Это поздравление является самым гнусным издевательством над многодетной, терпящей нужду матерью. У нас, в стране социализма, мать, имеющая шесть детей, при рождении каждого следующего ребенка получает государственное пособие в 2 тысячи рублей ежегодно в течение 5 лет. Мать, имеющая 10 детей, получает при рождении каждого следующего ребенка единовременное пособие в 5 тысяч рублей, а со второго года ежегодное пособие в 3 тысячи руб. в течение 4 лет.
Об этом наши зарубежные сестры могут только мечтать.
Во всех капиталистических странах и особенно в тех, где власть захватили фашисты, женщина эксплуатируется и подавляется втройне: и как работница, и как мать, и как гражданка. Достаточно сказать, что женщина получает неравную плату за равный с мужчиной труд. Заработная плата работниц Германии со ставляет 40-50 процентов зарплаты мужчин.
Фашистский мракобес Геббельс прямо заявил, что женщина «незначительный человек», предназначенный исключительно к «управлению кухонными горшками».
В рабских условиях живут и работают текстильщики Японии.
До сих пор там существуют на фабриках крепостнические и тюремные порядки. Большинство работниц — это молодые девушки, проданные своими бедствующими родителями на определенный срок. Живут они в казармах при фабрике, как узники. Выходить с территории фабрики они не имеют права. Им даже не разрешается встречаться или переписываться со своими родителями. Их рабочий день ничем не ограничен. Работают и по 12 и по 16 часов. Эти каторжные условия невыносимы. Фабриканты хорошо знают об этом и, чтобы предупредить побеги, окружает фабричные дворы стенами с колючей проволокой и рвами с водой.
В своей книге «Как борются японские рабочие» М. Лукьянова описывает жизнь японских работниц следующим образом:
«За каждым шагом работницы в казарме следят зоркие глаза надзирательниц, комнатных старост и т. д. В казармах процветает произвол, фаворитизм, наушничество. Работница зачастую тратит последний грош на взятку или .»подарок» надзирательнице. Горе той, которая попробует бороться с этими «нравами». Ее изведут придирками, затравят. Фабричная администрация нередко использует общежития — как свой гарем.
Только у нас, в стране социализма, навсегда уничтожено вековое рабство женщины. В статье 122-й Сталинской Конституции говорится:
«Женщине в СССР предоставляются равные права с мужчиной во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жизни.
Возможность осуществления этих прав женщин обеспечивается предоставлением женщине равного с мужчиной права на труд, оплату труда, отдых, социальное страхование и образование, государственной охраной интересов матери и ребенка, предоставлением женщине при беременности отпусков с сохранением содержания, широкой сетью родильных домов, детских ясель и садов».
Таким образом, наша советская женщина, имея во всем равные права с мужчиной, пользуется еще целым рядом особых прав. Во время беременности женщине предоставляется отпуск —56 дней до и 56 дней после родов. Государство расходует огромные деньги на пособия по беременности и родам. В 1938 роду эти расходы достигнут почти миллиарда рублей, а еще в 1936 году они составляли 376 миллионов. Рождаемость в нашей стране непрерывно растет.
Работница имеет возможность кормить своего грудного ребенка во время рабочего дня. Для этого она каждые три с половиной часа освобождается на полчаса, не считая перерыва на обед. Это время ей полностью оплачивается. О ребенке, оставленном в яслях или детском саду, мать не беспокоятся, зная, что ему там обеспечены самый лучший уход, самое лучшее питание.
Число яслей и детских садов беспрерывно растет. В одном только Орехово-Зуевском районе в 1937 году было 12 консультаций к 1840 ясельных коек. Во всей царской России -в 1913 году было всего 550 ясельных коек и 9 консультаций.
7 тысяч детей посещало детские сады в 1914 году. Больше 4 миллионов советских детей находилось в детских садах в 1936 году.
Для детей школьного возраста у нас также созданы различные учреждения, о которых наши отцы и матери раньше и думать не могли. Летом для детей организуются специальные детские колонии, пионерские лагеря, санатории. Зимой они проводят сной досуг в детских клубах, на детских технических станциях. Вся наша страна знает детскую техническую станцию на Трехгорной мануфактуре.
В этих детских учреждениях часто определяются способности ребят, многие из которых с юных лет готовятся стать инженерами, летчиками, музыкантами. На обслуживание детей наше государство также отпускает громадные средства. И средства эти с каждым годом все увеличиваются. В 1938 году, например, только из средств социального страхования будет затрачено на обслуживание детей больше 654 миллионов рублей. В 1937 году было израсходовано больше 510 миллионов.
Окруженная величайшей заботой правительства, партии и профсоюзов, советская женщина видит в материнстве большое счастье. Она спокойна за судьбу своих детей. Поэтому она может уделить должное внимание производственной, общественной работе и учебе. Теперь на наших предприятиях трудно найти человека, который бы чему-нибудь не учился. Учится и стар и млад, и то обучение в школах, в различных кружках и на курсах производится еа счет государства или профсоюза. Рабочему оно не стоит ни копейки.
При царе русские рабочие боролись за 8-часовой рабочий день, это только Великая пролетарская революция дала им его. Уже больше десяти лет как мы работаем только 7 часов в день, а в некоторых отраслях даже 6 часов.
Вот что рассказывает т. Горбачева; работница фабрики имени Калинина, о том, в каких условиях протекает наш, самый короткий в мире, рабочий день.
«Уж об отпусках и бесплатном лечении не говорю, скажу только, что всю тяжелую работу, которую нам приходилось раньше делать, сейчас делают подъемные машины. В цехах чисто, вентиляторы проветривают воздух. За двадцать лет фабрика до того изменилась, что ее и узнать нельзя. Почти все оборудование — и гребнечесальные машины, и банкаброши, и крутильные машины — все новое. Словом, от старой фабрики только одни стены остались. А об ужасах, которые нам пришлось пережить в этих стенах, остались только наши воспоминания».
Нигде, ни в одной капиталистической стране нет и не может быть таких условий для рабочего и работницы, какие созданы на нашей родине. Только в нашей стране, построившей новое, социалистическое общество, женщина стала свободным, счастливым человеком.
Нет такой отрасли в народнохозяйственной и политической жизни нашей страны, где бы женщина не занимала ответственного поста.
349 женщин в Советском Союзе награждены высшей наградой нашей страны — орденом Ленина.
Среди депутатов Верховного Совета СССР 189 женщин. Эти женщины избраны советским народом для управления своей счастливой страной.
Я одна из тех работниц, которым народ оказал великое доверие, и по мере сил я стараюсь его оправдать.
С избирателями я держу неразрывную связь. Познакомилась я с ними еще перед выборами в Верховный Совет СССР. Я объездила тогда Георгиевский избирательный округ Орджоникидзевского края, который выставил мою кандидатуру и затем избрал меня в депутаты Верховного Совета СССР.
Этот округ населяют 22 национальности. Куда бы я ни приехала, везде и всюду меня встречали с уважением и доверием, которое было уважением и доверием к партии, к советской власти, воспитавшей меня.
В станице Галюгаевской меня вышел приветствовать самый старый избиратель — ему было 110 лет.
Избиратели рассказывали на собраниях о проклятом прошлом и о новой, счастливой жизни, которую дали им советская власть, большевистская партия и великий вождь и учитель товарищ Сталин. Красноармейцы клялись беречь нашу родину, как зеницу ока, рабочие — поднимать производительность труда. Колхозники-хлопкоробы обращаясь ко мне, говорили:
— Вы, стахановцы, работаете на многих станках, чтобы дать нам побольше тканей. Вам нужно побольше хлопка — и мы дадим его вам.
За время своей депутатской деятельности я получила около тысячи писем. Избиратели обращаются с просьбами, пожеланиями, предложениями. Пишут и о личных и общественных делах. В своих ответах я разъясняю, как нужно в том или ином случае поступить, направляю просьбу по назначению, слежу за результатами. А если рассмотрение того или иного дела где-нибудь задерживается, я принимаю меры, чтобы ускорить его.
Несколько писем с различными жалобами и просьбами я получила от персональных пенсионеров — научных работников.
В апреле 1938 года я вместе с представителями от пенсионеров была на приеме у наркома социального обеспечения РСФСР т Шабуровой, где поставила вопросы, затронутые в их письмах. В результате нарком издал специальное распоряжение о дальнейшем улучшении обслуживания пенсионеров — научных работников.
Тов. Дзюба из совхоза Орджоникидзевского края написал мне о непорядках в их совхозе и в частности о том, что там длительное время задерживают зарплату. Я написала письмо прокурору. Сейчас зарплата в совхозе выплачивается аккуратно.
Письма приходят из многих городов и сел нашей необъятной родины. Особенно много приходит из Георгиевского округа.
Председатель одного сельсовета прислал мне письмо с жалобой на то, что не принимают энергичных мер к скорейшему благоустройству дорог.
Недавно я получила письмо от Георгиевского горсовета. Там начато строительство дворца культуры, нужно ускорить окончание строительных работ. Меня просят помочь в этом деле.
Кроме писем, содержащих различные предложения и жалобы, приходят много писем, в которых избиратели делятся со мной своими радостями. Многие шлют мне свои наказы: следовать твердо по пути, по которому ведет нас великая партия Ленина-Сталина. Вот что написала мне Мария Антипова из станицы Мельгинской тотчас же после заседания бюро райкома ВКП6), на котором разбиралось ее заявление:
«Сообщаю о великой своей радости. В 12 часов ночи, когда у вас, в Москве, пробили куранты и загремел «Интернационал», бюро вынесло постановление о моем переводе из кандидатов в члены партии…»
Многообразна, плодотворна в нашей стране жизнь каждого рабочего, каждой работницы. Мне всего 23 года, я уже участвую в управлении страной. Молодой человек нашей великой родины полон энергии л жажды творить на благо своему социалистическому государству. И все возможности для этого перед ним налицо, все двери широко открыты. Наша молодежь учится, развивает свои таланты, с упоением трудится и живет полнокровной радостной жизнью.
Как далека наша действительность от жизни наших сверстников за рубежом! Мне хочется привести несколько строк из письма писателя Ильи Эренбурга.
«Я не раз беседовал с вашими французскими сестрами. Они стоят у таких же станков, как вы, у широких или узких.
…Это хорошие девушки! Они могли бы быть веселыми, как вы, Дуся. Но их глаза разучились смеяться. Как любопытные девчонки, они заглянули в жизнь, но в жизни для них не оказалось места. Каждый человек создан, чтобы начинать, а им говорят: «Вы пришли к последнему действию — спектакль сейчас кончается».
У них «спектакль» кончается, а у нас, в стране социализма, каждый день начинается новыми большими делами и новыми победами.
Огромны наши достижения, радостна наша жизнь, един и могуч советский народ. Нет такой силы в мире, которая могла бы отнять у нас завоеванное счастье.
Но мы не должны забывать и о наших недочетах. Текстильщики находятся в долгу у страны. Важнейшая отрасль текстильной промышленности — хлопчатобумажная — план 1937 года по выпуску пряжи выполнила лишь на 89 процентов, а готовых товаров — на 83 процента.
Это отставание в значительной степени объясняется вредительством ныне разоблаченных врагов народа, орудовавших в легкой промышленности. Гнусные наемники японо-германского фашизма, троцкистско-бухаринские вредители задерживали выполнение плана, запутывали планирование и систему зарплаты.
Вредительски было поставлено ремонтное дело, использование оборудования и уход за ним. Таким путем вредители выводили из строя оборудование и уменьшали его производственную мощность.
Славная советская разведка разгромила основные гнезда фашистских наймитов, разоблачила право-троцкистских вредителей и в легкой промышленности. Но последствия вражеской работы еще не полностью ликвидированы. Каждый сознательный рабочий и работница должны проявлять величайшую бдительность и смело разоблачать происки врагов, пробравшихся на наши предприятия.
Исключительно ответственные задачи стоят перед текстильщиками в 1938 году.
Мы должны значительно увеличить выпуск тканей по сравнению с 1937 годом и особое внимание уделять качеству продукции, ее ассортименту. До сих пор некоторые фабрики выпускают отдельные сорта тканей явно плохого качества. Трудящиеся нашей страны, благосостояние которых непрерывно растет, требует самых лучших товаров и мы обязаны удовлетворять их требования.
Мы должны дать гражданам нашей страны побольше хорошего ситца, шелка, сукна. Самый счастливый в мире народ должен быть одет в самые лучшие ткани.
Я пишу эту книжку в те дни, когда во всей нашей стране развертывается подготовка к выборам в республиканские верховные органы. Эта подготовка вызывает новый подъем политической и производственной активности масс. Работники всех отраслей народного хозяйства стремятся привести свою отрасль ко дню выборов с наилучшими показателями. Эта задача должна стать делом чести и для всех работников текстильной промышленности.
Наша большевистская партия, наш любимый вождь и друг трудящихся товарищ Сталин зовут нас на новые трудовые подвиги и ведут вперед к коммунизму.
